Заключенный: Лев Копелев
Они вызвали меня на партийное совещание. Голосовали против меня. Меня исключили из партии за «грубые политические ошибки, за сочувствие к немцам, за буржуазный гуманизм, и за опасные предложения по вопросам текущей политики.» У меня забрали партийный членский билет.
Арест и допрос
В советском союзе в эпоху Сталина аресты происходили повсюду, в любое время и с кем угодно. Ни один гражданин, не взирая на полномочия, занимаемое положение и преданность государству не был полностью застрахован от ареста.
Большинство из миллионов мужчин, женщин, и детей, оказавшихся заключенными Гулага, являлось членами одной из четырех категорий. В первую категорию вошли те, кто совершил виды преступлений, наказуемые в любой стране: изнасилование, убийство, воровство, и так далее. Во второй категории – «политические заключенные». Иногда это были настоящие «узники совести». Однако чаще всего это были обычные мужчины и женщины, которых оклеветал личный недруг, или они нужны были для выполнения тюремных квот установленных правительством, или они просто рассказали анекдот о Сталине. В третью группу были включены члены особых социальных классов (так называемые «кулаки» или «богатые» крестьяне) и представители определенных этнических групп (советские немцы, чеченцы, и крымские татары), которых государство считало опасными. Те, кто был обвинен, в рамках правовых кампаний, в несанкционированном уходе с работы или в краже продуктов с поля для голодной семьи, составили четвертую категорию.
Прибыв в небезызвестную московскую Лубянку или какую-либо местную тюрьму, заключенные направлялись в подвальный лабиринт из переполненных камер. Заключенные-старожилы тотчас же устраивали проверку на прочность для вновь прибывших заключенных , требуя, чтобы те сели около «параши» – место в камере для отправления нужд заключенных. Пытки и длительные допросы проедоставляли единственную возможность вырваться из тюремной камеры. Даже самые стойкие заключенные не выносили допрос и признавались в любых выдуманных преступлениях.