Заключенный: Лев Копелев
В январе 1947 года Копелев был освобожден. Однако после короткого пребывания на свободе, ему сообщили, что его дело будет заново пересмотрено. Спустя несколько месяцев Копелева арестовали. Несмотря на то, что ему была предоставлена возможность защищать себя на судебном процессе, его приговорили к еще трем годам заключения в исправительно-трудовом лагерях и двум годам поражения в гражданских правах. Позднее приговор был аннулирован на основании чрезмерной мягкости. Копелева снова судили и приговорили уже к десяти годам лагерей и пяти годам поражения в гражданских правах. « Я осознал, что такова была моя судьба, что я заслужил быть наказанным – в течение долгих лет я рьяно участвовал в ограблении крестьян, боготворении Сталина, самообмане и самообольщении во имя исторической необходимости. Постепенно я потерял уважение к идеям, которые « увлекая массы», губят целые народы.
Гулаг как место перевоспитания
Советские власти изображали свои лагеря как наиболее прогрессивные пенитенциарные учреждения в мире, находящиеся в авангарде движения, выступающего за отхождение от наказания к перевоспитанию заключенного. Лагерные газеты, пропагандистские плакаты, политические выступления, лагерные представления, демонстрация фильмов, образовательные классы – это были лишь некоторые способы, к которым лагерная администрация прибегала, чтобы убедить заключенных в воспитательных сторонах жизни в Гулаге. Они даже создали целую административную структуру – «культурно-воспитательные отделения» или КВЧ для управления мероприятиями в Гулаге. Заключенные считали это грубой насмешкой.
«КВЧ, которая должна была осуществлять культурные и воспитательные мероприятия среди заключенных, – рассказал бывший заключенный Джерзи Гликсмэн,- имела клуб в каждой зоне, так называемый «красный уголок». Это был специально отведенный барак, в котором заключенные могли и предположительно должны были проводить свое свободное время. Здесь они должны были читать, учиться, играть в шахматы, или заниматься другими культурными мероприятими. Однако, клубы пустовали большую часть времени. Большинство заключенных не посещали их. Они слишком уставали и гораздо больше были обеспокоены удовлетворением своих наиболее базовых нужд, чтобы найти время и энергию для восполнения своих интеллектуальных потребностей.»