Заключенный: Лев Копелев
На допросы меня водили по ночам на второй этаж через большой зал и коридор, несколько раз круто поворачивавший. Вдоль коридора стояли шкафы, горки, этажерки, буфеты, вынесенные из разных разных комнат. Я приметил у одного из поворотов книжный шкаф с разбитой стеклянной дверью.Книги лежали навалом…Об этом шкафе я думал на протяжении всего допроса. Когда повели обратно, полусонный конвоир шел сзади. Подходя к заветному углу, я прибавил шагу, завернул, на ходу сунул руку в шкаф, выхватил сколько мог книжек, затолкал под гимнастерку за брюки…Днем я мог читать. В дверях нашей импровизированной камеры не успели пробить “волчок”, а пока щелкал ключ, снимался висячий амбарный замок и отодвигалась щеколда, я успевал зарыть книжку в соломе.”
Чтобы отвлечся от физических страданий, многие заключенные придумывали умственные занятия. Религиозные ритуалы, музыка, живопись, шашки, карты, шахматы, и литература помогали узникам на некоторое время забыть голод, холод, и оскорбления. В условиях лагеря эти развлечения требовали необычайного воображения—на игровые карты и материалы для живописи использовали все, что можно было найти и укрыть от частых обысков в бараках и на рабочих местах.
Представители лагерной интеллигенции—небольшой части населения лагерей, оставившей большинство воспоминаний о Гулаге—много писали о том, как была важна литература и особенно поэзия для духовного выживания. Нина Гаген-Торн рассказывала как она читала стихи своим сокамерникам, и они впитывали их “как воду засохшая земля. Впитывали и твердили стихи те, что на воле никогда и не думали ни о стихе, ни о ритме... И я читала им Блока и Пушкина, Некрасова, Мандельштама, Гумилева и Тютчева. Лица светлели.”
Для Александра Солженицына самым главным в заключении было—сочинять поэму. "Очень она вознаграждала меня, помогая не замечать, чтоделали с моим телом. Иногда в понуренной колонне, под окрики автоматчиков, я испытывал такой напор строк и образов, будто несло меня над колонной по воздуху -- скорей туда, на объект, где-нибудь в уголке записать. В такие минуты я был и свободен и счастлив." Конечно в условиях лагеря Солженицын научился «писать» запоминая свои труды, чтобы администрация лагеря не могла найти у него исписанные страницы.