Заключенный: Лев Копелев
Днем стало нестерпимо жарко и душно. Мы сидели в одних кальсонах. Горло стягивало жаждой…Но парашу выносить можно было только когда наполнится. Приходилось долго упрашивать коридорного. Зато назначать носильщиков оказалось просто. Нашлось множество охотников тащить зловонную бочку, – по пути они могли напиться из крана…И на третье утро хлеба не было. Вопли “хле-е-ба!” слышались все чаще, все громче и протяжнее. И еще злее кричали с вышек часовые, иногда, впрочем, казалось, они кричат не со злостью, а с отчаянием.Чаще постукивали ввыстрелы…В обед раздатчики баланды сказали: “Хлеба нет, потому что пекарня сгорела. Обещают с другой взять, но когда, неизвестно. Сегодня уже троих застрелили, кто с окон кричал.”
Предисловие
Узники Гулага жили в непереносимых условиях быта и работы. Они замерзали в плохо отопляемых бараках после работы при cорокоградусном морозе; боролись с голодом; и подвергались постоянным унижениям.
Movie Transcription
Cильные, непереносимые приступы голода непрестанно пытали узников Гулага. Протискиваясь к окошку столовой, заключенные жаждали … требовали еды, всегда зная но пытаясь забыть что жидкая, водянистая каша … что маленький кусочек хлеба (иногда приготовленный почти полностью из опилок) … что эти жалкие «обеды» не смогут подготовить их к атаке местного климата в течение дня. Прохудившиеся лохмотья, не достойные того чтобы их называли «одеждой», защищала заключенных не больше, чем мизерная «еда» удовлетворяла их постоянный голод. Гулаг, в конце концов, располагался в самых холодных местах планеты, глубоко в замерзшей Сибири. Даже конец рабочего дня не приносил облегчения в этом аду. Практически не отопляемые, переполненные бараки воняли больными и умершими, хотя даже это было лучше чем участь «наказанных» заключенных, которые могли проводить несколько месяцев в совсем не отопляемом, cыром карцере, без одеял и на голодном штрафном пайке.