Заключенный: Лев Копелев
Днем стало нестерпимо жарко и душно. Мы сидели в одних кальсонах. Горло стягивало жаждой…Но парашу выносить можно было только когда наполнится. Приходилось долго упрашивать коридорного. Зато назначать носильщиков оказалось просто. Нашлось множество охотников тащить зловонную бочку, – по пути они могли напиться из крана…И на третье утро хлеба не было. Вопли “хле-е-ба!” слышались все чаще, все громче и протяжнее. И еще злее кричали с вышек часовые, иногда, впрочем, казалось, они кричат не со злостью, а с отчаянием.Чаще постукивали ввыстрелы…В обед раздатчики баланды сказали: “Хлеба нет, потому что пекарня сгорела. Обещают с другой взять, но когда, неизвестно. Сегодня уже троих застрелили, кто с окон кричал.”
Унижения
Унижения, выпадавшие на долю заключенных, не ограничивались голодом и холодом. Заключенным часто напоминали, что даже их собственные тела более не принадлежали им.
Надежда Гранкина, бывшая заключенная Гулага, описала унижения, которым подверглись женщины по приезду в тюрьму в Суздале. «Посреди, против волчка, стоял стол. Вызвали 15 человек. Вошел дежурный и объявил, что всякая попытка к сопротивлению повлечет кару, вплоть до расстрела…Вошли две женщины в форме, и начался обыск. Искали в волосах, во рту, между пальцами. Нам велели одеться, эти женщины ушли, вошли две другие.У одной на пальце был надет резиновый палец, другая держала стакан с какой-то жидкостью. Одна из женщин сказала: «Снимайте панталоны и ложитесь.» Мы в ужасе, как овцы, жались в угол и молчали, прячась друг за друга. Наконей выступила молодая девушка, австрийка. Она тряхнула головой и сказала: «А! Не страшно!»—и легла на стол против волчка. Волчок все время шуршал. Это был гинекологический обыск. И это нам пришлось испытать . Все мы были привезены из тюрем с таким свирепым режимом, что ничего запретного у нас не могло быть, такой обыск был просто дикостью.»