Жак Росси родился в Лионе в семье богатых французов. Уже в молодости он стал убежденным коммунистом, и в семнадцать лет вступил в ряды Польской коммунистической партии. Когда ему исполнилось двадцать лет, он стал секретным агентом Коминтерна. В 1937 году, находясь в командировке в Испании, Росси было приказано приехать в Москву. Его обвинили в шпионаже в пользу Франции и Польше, и приговорили к восьми годам заключения в московской Бутырской тюрьме. В 1947 году Росси получил условное освобождение. Однако в 1948 году был приговорен к двадцати пяти годам по обвинению в шпионаже, но на этот раз в пользу Франции, Англии и Соединенных Штатов. Росси, известный среди своих товарищей по ГУЛАГу под псевдонимом «француз», был окончательно освобожден в 1956 году. После он вернулся во Францию, где в последующие годы занялся описанием произошедшего с ним в ГУЛАГе.

Сразу после ареста Жака попросили заполнить бумаги. «Фамилия, имя, наличие или отсутствие партийного членства, место рождения, национальность…-целая страница вопросов, на которые я отвечал механически, не понимая смысла.» «Росси Жак Робертович.» Я переворачивал страницы, содержащие множество вопросов. Дошел до последней и прочитал: роспись обвиняемого. Обвиняемого? Я «обвиняемый»! Вернулся к началу анкеты и прочитал заглавие на первой странице, на которое я даже не обратил внимание. Напечатанное огромными буквами, оно гласило: АНКЕТА ОБВИНЯЕМОГО. В замешательстве я пропустил эту линию…Это происходит тогда, когда мы не хотим воспринимать реальность. Да, это случилось и со мной. Позднее, когда я оказался в тюрьме, какое-то время я целенаправленно отказывался слышать стоны тех, кого пытали.

Заключенным предоставлялось право отдыхать один раз в десять рабочих дней. Однако при плохих погодных условий им не удавалось воспользоваться выходным. «В этом случае они оставляли нас в камерах, и вынужденный день нетрудоспособности становился выходным. Если вьюга или шторм длились три дня в подряд, то тогда у нас не было выходных в течение месяца. Когда непогода стояла на протяжении шести дней, что бывало исключительно редко, тогда мы работали два месяца без отдыха.

Даже если я проглотил бы целиком шестьсот граммов черного хлеба, разрешенную дневную норму заключенного, голод не прекратится. Кроме того, такая поспешность не будет неоправданной. В переполненных камерах иногда так случалось, что заключенный выхватывал кусок хлеба прямо изо рта своего соседа по камере.

Когда температура опускается ниже сорока градусов, вы начинаете чувствовать на себе каждый дополнительный пол-градуса и ощущаете, что кровь застывает в жилах. Когда же температура ниже пятидесяти градусов, вы с большим трудом открываете веки. Каждый вздох –словно нож, вонзаемый в грудь. Самая низкая температура, которую мне довелось запомнить, – минус пятьдесят семь градусов. Однажды нам довелось ее испытать на протяжении двух ночей в подряд…Вы будете натягивать шапку на глаза и обматывать шею и лицо в лохмотья. Выдыхаемый воздух заледеневает. Конечно, у нас не было ничего, что могло заменить носовой платок. Вы стараетесь сдуть частицы льда, образующиеся на кончике носа. Некоторые сморкаются, чтобы прочистить нос.

В то время как заключенные отправлялись к своим производственным местам, на пути следования они иногда натыкались на один или несколько трупов, лежащих на земле у лагерных ворот. Это были беглецы, пойманные охранниками и избитые ими до смерти. Такое поведение заключенных за тюремными воротами не приветствовалось охранниками. Их трупы лежали там на протяжении многих дней. Они служили предупреждением. Такая практика уходила корнями в 1920 е годы. ГУЛАГ, как и другие глубоко уважающие себя институты, придерживались своих традиций.

В Бутырке, в определенный момент, мне удалось воткнуть спичку в стену. Я мог повесить рубашку на спичку. Дело в том, что, когда мы спали, мы прижимались друг к другу, потели. Было неприятно каждый раз надевать ту же самую сырую рубашку. Было невероятно удобно иметь возможность повесить рубашку над головой на стене. Спичка крепилась с помощью сырого хлеба, который держался на стене не хуже цемента. Спичка находилась там какое-то время…К счастью, охранники не рассердились… Удобство, видите ли, я пытался найти при любых возможных обстоятельствах.

Рассказывая о том, как ему удалось выжить, Жак отмечает: «Я был здоров. Меня серьезно не избивали. У меня не было семьи, поэтому я был неузвим. Я всегда интересовался другими и хотел уяснить, что с нами происходило. И еще я читал и учился. В общем, мне повезло.